О вынужденном созидании
Жизнь и смерть. Они все же дополняют друг друга: живое берет силы, через время отдает их смерти, чтобы можно было начать заново. Энергия везде одинакова, ее частицы взлетают в воздух вместе с последним выдохом, их же впитал в себя кричащий младенец. Круг за кругом, как ночь сменяет день, так и смерть следует за жизнью, чтобы продолжить всё существование.
Мигель не сильно любил рассуждения окружающих о смерти, в том числе и потому что сам уже передумал многое, но смерти совсем не боялся и каждый день готовился к ней. По долгу службы, но зато не приходилось носить все эти ужасные латы.
Мигель защищал бравого короля, находясь всегда за его плечом, был даже и ближе советника. Пока рыцари кичились своими подвигами и махали мечами, он был на каждом ужине, каждом обеде и вообще почти всегда со своим господином, как с воином всегда был его меч. Мигель — отведыватель, и он каждое утро вставал с мыслями о защите короля.
Это был не только его король, а даже и друг. Их дочери в какой-то момент играли вместе, и два отца сошлись вместе, как это бывает, именно на этой почве, лишь позле познакомившись как король и новый подданный. Мигель разбирался в лошадях и родом был из Испании, чего не скрывал, но любимая жена его была шотландкой, умела держаться в седле не хуже любого посыльного. И дочь их была с этими яркими, сияющими на солнце волосами, с такой же мягкой, но одновременно озорной улыбкой, что у Мигеля щемило сердце. Ради своих ангелов он был готов на все.
И был готов на большее, когда их не стало. Зажаты в давке, причиной которой стал взбешенный жеребец: в тот момент, когда перед взглядом предстали их тела, время для Мигеля остановилось. Гнев, ненависть, желание прямо сейчас голыми руками прикончить того скакуна и сразу же горечь такая сильная, что повалила его на землю, — казалось, что он за минуту пережил все чувства, что остались для него в этой жизни, а теперь и сам был готов к смерти, что так без предупреждения забрала самое ценное.
Его король пришёл в то время, когда руки уже наматывали веревку; и он молчал, просто стоял молча, пока у Мигеля сами по себе не выступили слезы, и тогда они снова не были людьми разного сословия: они были отцы, и скорбь одного была понятна другому. Мигелю было предложение: служба за плечом, раз уж ему нечего терять. Игра с той смертью, что уже коснулась его, и он согласился, решив, что так его смерть хотя бы будет оценена.
Поэтому к ней Мигель готовился каждый день, каждый откушенный кусок от еды или отпитый из королевского кубка глоток ощущался как вхмах меча, но вскоре это перестало так пугать. Он больше не прятал голову в испуге, а ровно глядел на то, как может решиться его судьба. Мигель держал коня, того самого, и испытывал мрачные, но непонятные чувства, когда взращивал убийцу своих родных, когда чистил его шкуру и назвал именем, Пико. Это тоже был жест для смерти: гляди, всепоглощающая, я принимаю тебя, но я принимаю и свою скорбь, я не даю ей поглотить себя и стать причинять вред живым... Может быть, смерти так понравилось это?
Звон упавшего драгоценного кубка, запоздало замирающая музыка. И глаза, сотни глаз тут же направлены, но одни глядят на него особенно широко, снизу вверх, перед тем, как закатиться наверх. Король лежал. Не словно бы уснул, нет: сделав большой глоток, ведь жажда была невыносимой, но нужно было выдержать нужное время после пробы, он успел предложением начать свою новую историю, заикнулся на слове и тут же задрожал, упал и в таком страшном виде забился, пока его губы, только что вымазаные в нектаре, синели на глазах.
Отрава, яд — шепотом началось и расходилось в стороны, наращивая злость и громкость; Мигель смотрел широко раскрытыми глазами, боялся вдохнуть, потому что боялся почувствовать то же, что при смерти любимых, но вместо этого словно прохладное дуновение коснулось его щеки, а после раздался крик.
— Отведыватель пособник! — откуда-то сбоку, но тут же подхватилось всей толпой, глаза засияли злобой, а Мигель, ещё чувствуя сладкий вкус на языке, побежал прочь.
Оказалось, что новый советчик рискнул отравлением, даже если их господин и смел пробовать еду только после слуги, ведь все равно оставался шанс; после сделанной пробы он был готов к смерти молчаливого испанца, уже на языке держал готовые слова для поиска виновных... И теперь с готовностью перевел внимание всех с поиска отравителя на поимку этого бедняги, не переставая тихо недоумевать, как же тот выжил.
Конь Мигеля, этот полудикий зверь, издох на третий день бега и, упав с обрыва, внизу придавил своим телом наездника. И Мигель лежал, смотрел долгим взглядом в высокое небо, хмурил длинные брови и не думал о смерти, теперь со смехом не принимавшей его. Думал о том, как вылезти из-под груды лошадиных мышц.
